|
I
Щедрый “дар” короля Пипина носил своеобразный характер. “Богопомазанник” давал папе то, что принадлежало не ему, а Византии: ведь Римская провинция со столицей не была завоевана ни лангобардами, ни франкским королем и продолжала формально оставаться по-прежнему во власти Константинополя. Но если Пипин давал то, что принадлежало другому, то папа получал то, чего брать не имел лрава. Будучи подданным византийского императора и утвержденным им в качестве римского епископа, папа, отправившись к франкскому королю под предлогом защиты императорских интересов, совершал прямую измену по отношению к своему государю и вступал на тот же грабительский путь, по которому шел Пипин.
Подобно тому как коронация, совершенная папой, должна была узаконить захват королевской власти Пипином, так сфабрикованный папой Стефаном III, или, возможно, кем-то из его приближенных, фальшивый документ о пресловутом “Константиновом даре” имел целью оправдать, узаконить столь выгодный папству грабеж Пипина и использовать его для восстановления будто бы попранного “божественного права”. Этот подложный документ должен был придать вид законности светской власти папы.
“Константинов дар” представляет собою грамоту, якобы данную императором Константином Сильвестру I. Подлинность ее была подвергнута сомнению Николаем Кузанским, а подложность окончательно доказана Лоренцо Балла — гуманистами XV в.
В этой грамоте император за “наставление его в истинной вере” и “исцеление от проказы” предоставлял кафедре наместников апостола Петра власть и почет, равные императорским, а также главенство над всеми христианскими церквами; кроме того, папе давался ряд привилегий, церквам Петра, Павла и Латеранской — богатые дары, а римским кардиналам — звание сенаторов. “А чтобы первосвящен-ническая верхушка не померкла”, гласит грамота, папа получает высшую власть над Римом, Италией и всей западной частью Римской империи. Отдав власть над Западом папству, Константин ограничивал свое господство Востоком, “ибо несправедливо, чтобы земной император имел власть там, где небесный император учредил господство главы христианской религии”.
Как ни широки были перспективы, открывавшиеся этой подложной грамотой, и как ни злоупотребляли ею папы впоследствии, папство ограничивалось пока “немногим”: оно не только не претендовало на “весь Запад”, но даже не говорило обо всей Италии; оно “довольствовалось” землями, которые Пипин отвоевал у лангобардов и которые теперь должны были быть не подарены “святейшему престолу”, а “возвращены” ему. До этого времени они-де находились в “чужих” руках, чем была нарушена воля императора Константина, будто бы преподнесшего этот дар некогда наместнику Петра из чувства благоговения перед папством, открывшим ему глаза на божественную истину-
Границы “восстановленного” папского государства носили неопределенный характер. Все, что так или иначе могло быть отвоевано у лангобардов или даже у Византии, автоматически “возвращалось” священному престолу.
Столь же неопределенный характер носили отношения между папой и франкским королем. Пипин был не только другом, покровителем и защитником Рима и всех его владений, но получил и титул “патриция римлян” — титул, право дарования которого принадлежало одному только византийскому императору и награждение которым Пипина являлось со стороны папы новым нарушением прав Византии.
Но защитник Рима, по представлению тех времен, становился как бы сувереном Рима, а подзащитный папа — зависимым от короля Пипина, своего рода вассалом. Эти вассальные отношения распространялись, таким образом, и на папское государство.
Разумеется, вассалитет папской области был номинальный. Фактически папские владения, полученные от франкского короля, стали независимым государством.
Если земельной знати выгодно было избавиться от лангобардской опасности, угрожавшей ее землям, то превращение папы в правителя, опирающегося на силы франкского короля и играющего роль настоящего государя в “возвращенных” ему областях, менее всего было в интересах итальянских феодалов, не желавших иметь над собой правителя ни светского, ни духовного. Против государя-папы выступили не только светские феодалы, но и некоторые крупные епископы и аббаты.
Епископ такой крупной епархии, как, например, Равенн-ской, вовсе не желал быть в подчинении у римского епископа, так же как не желал повиноваться папству какой-либо могущественный светский землевладелец, имевший в своем распоряжении множество зависимых людей и считавший себя ничем не ограниченным владыкою в пределах своего “государства”. Общественные условия раннего средневековья с его почти натуральным хозяйством, изолированностью и простотой экономических связей отдельных хозяйственных организмов составляли ту базу, на которой возвышалось такое стремление к “независимости” и “свободе”. Стремление папства создать по примеру восточных деспотов более или менее крепкое и сплоченное государство встретило сильнейший отпор и со стороны представителей местных властей. Трибуны, судьи, финансовые и административные лица отказывались принимать назначение из рук папской администрации и платить ей тот suffragium (специальный налог), который являлся не только доходной статьей для центральной власти, но и символом как ее суверенных прав, так и вассальной зависимости местной знати.
Это недовольство крупных землевладельцев стало проявляться сразу после образования папского государства. Светская и духовная знать потребовала участия в ближайших папских выборах не только жителей города Рима, как было до того времени, но и всей римской области, полагая, что военные поселки, расположенные вдали от Рима, окажут им нужную поддержку. Это требование было облечено в форму, гласившую, что “тот, кто является государем всех, должен и избираться всеми” (qui omnibus piae est ab omnibus eligatur).
Расчет оказался правильным, и на папском престоле, благодаря участию в голосовании военных поселений, очутился ставленник земельных магнатов Константин II (767— 769). Константин не был духовным лицом и не мог быть избранным, а потому он считается антипапой. Хотя епископ Пренест быстро провел Константина через длинный ряд духовных степеней и объявление его папой могло бы считаться “законным”, тем не менее папская администрация, материально заинтересованная в усилении централизма, не желала мириться с “военно-поселенческим” папой и вступила в тайные переговоры с лангобардским королем Дезидерием о том, чтобы совместными силами свергнуть Константина. Вступление в переговоры с лангобардами было новой иллюстрацией готовности папского двора на любой маневр ради спасения своих интересов: к совершенным вероломствам (обращение к лангобардам во время иконоборчества и к франкам для похода Пипина) прибавилось еще одно, новое обращение к лангобардам, этому “вековому” врагу Италии.
Блоку из части высшего духовенства и лангобардов удалось овладеть Римом, и на папский престол королем Дезидерием был возведен “свой” папа, готовый прислуживать лангобардам. Это был пресвитер Филипп (768), который также считается антипапой. Дни Филиппа, однако, были сочтены, так как не в интересах римской курии, стремившейся к созданию самостоятельного и централизованного государства, было господство лангобардского папы, проводившего, естественно, политику, проникнутую антиримскими тенденциями. Как только солдаты лангобардского короля покинули Рим, духовная клика свергла Филиппа.
Вооружив народ и указав ему на необходимость избрания “достойного” папы, а не лангобардского “проходимца”, организаторы заговора устроили в Риме кровавую оргию. Во время расправы был ослеплен Константин II. При таких обстоятельствах новым папой, после двух антипап, стал приверженец римской иерархии Стефан IV (768—772).
Было очевидно, что новый папа встретит в лице лангобардского короля и римской военной аристократии, опиравшихся на крупных землевладельцев периферии, злейших врагов, и Стефан IV пошел по пути, уже изведанному его предшественниками. Он отправил делегацию к франкскому королю, “патрицию римской республики”, прося поддержать его против бунтовщиков, под которыми разумелись и “внешние” и “внутренние” враги.
В 769 г. по совету франкского короля был созван специальный собор (в Латеранской базилике в Риме, с участием двенадцати франкских епископов), который решил, что отныне в папы можно избирать исключительно кардиналов-священников или кардиналов-дьяконов и что светские лица, военные или гражданские, в особенности не жители Рима, будут исключаться из коллегии, избиравшей папу. Только после того как избрание папы формально признавалось правильным, лица недуховного звания, проживавшие в Риме, могли своими подписями как бы поддержать уже состоявшееся избрание. Это решение, однако, реальной силы долгое время не имело.
Перед собором с выколотыми глазами предстал Константин II по обвинению в том, что он в качестве недуховного лица принял посвящение в папы. Стоя на коленях и умоляя о пощаде, Константин говорил, что он насильно был провозглашен папой и что не раз и до него в папы избирались недуховные лица. Собор не посчитался с этим заявлением Константина. Был сожжен акт о его избрании, посвященные им лица были признаны незаконно получившими духовное звание, самого же его избили и заточили пожизненно в монастырь. В заключение собор, желая показать, что ему не чужды и духовные интересы, подтвердил необходимость почитания икон и отлучил от церкви иконоборцев.
Но противниками победителей были помимо военно-земельной аристократии еще и лангобарды, чей ставленник Филипп так быстро был свергнут с престола. Учитывая это, папа Стефан IV просил франкского короля Карла явиться в Италию и наказать лангобардов, наступавших на Папскую область и угрожавших положить конец “дерзкому” поведению Стефана IV — “наместника Христа”, успевшего, между прочим, убить лангобардского представителя в Риме священника Вальдиперта.
Так как Карл медлил с оказанием помощи Стефану IV, то последний совершил очередную измену: в 772 г. открыл Дезидерию ворота Рима. Весть о появлении лангобардов вызвала беспорядки в Риме, и Стефан IV бежал в лагерь Дези-дерия. Последний, по указанию папы, казнил руководителей антилангобардской партии в Риме. Дезидерий оказался полным хозяином Рима, а Стефан IV — послушным орудием в его руках. Вскоре Стефан IV умер, и состоялись новые папские выборы. С первого же дня Адриану I, избранному папой (772—795), пришлось столкнуться с “дружбой” короля Де-зидерия: лангобарды заняли Фаэнцу, Феррару и Коммаччо; угрожала опасность и Равенне, окрестности которой уже были во власти лангобардов. Адриан умолял Дезидерия прекратить захваты, но лангобардский король остался глух к этим увещеваниям. Тогда папа решил переметнуться на сторону франков.
Карл не мог допустить чрезмерного усиления лангобардов и, получив паническое послание Адриана I, решил последовать примеру своего отца Пипина. В 774 г. он прибыл в Италию. Папа стал просить его “вернуть” апостольскому престолу чуть ли не всю Италию, за исключением юга, все время остававшегося во власти Византии и не завоеванного ни Пипином, ни Карлом. По-видимому, Карл склонен был создать огромное папское государство, способное существовать без постоянной помощи франков. Но решительные победы над лангобардами дали ему возможность совершенно уничтожить их государство. Карл возложил на свою голову и лангобардскую корону. С этого момента он стал считать Северную и Центральную Италию своими владениями и взял обратно свои щедрые обещания. Папа вынужден был удовлетвориться частью того, что получил в дар от Пипина, впрочем, с дополнительным приобретением Перуджи, Тоди я Амелии. Это подношение никак не могло удовлетворить возросшие аппетиты папской партии. Ведь согласно “Константинову дару” папству отдавался весь Запад, и во всяком случае в пределах Италии оно не должно было потерпеть никаких территориальных ущемлений. Однако папа не смел открыто выражать свое недовольство “скаредностью” Карла. Внутри страны часть феодальной зяати была в резкой оппозиции к этому возглавленному “римской партией” папскому государству, опиравшемуся яа чужеземцев и нуждавшемуся в них лишь для охраны от внутренних врагов. Папство вынуждено было опираться на франков еще и потому, что оно искало поддержки в борьбе против все возраставшего недовольства закрепощенного (в том числе и на территории папских владений) крестьянства.
Все это ставило папское государство в положение своего рода вассала франкского короля, тем более что к франкам имели право обращаться за покровительством и обиженные папой чиновники и вообще римские аристократы. Король имел право вмешиваться во внутреннюю жизнь папского государства, особенно же в дела тех его частей, которые недавно были отвоеваны у последнего лангобардского короля. Папа далеко не везде имел сильный административный аппарат: последний действовал лишь в некоторых папских вотчинах, управлявшихся из самой курии, в других же принцип централизации отсутствовал. Это открывало возможность как для феодального сепаратизма, так и для постоянного вмешательства франкского короля. Присутствие королевского представителя в Риме при избрании каждого нового папы, официальное оповещение короля о результатах выборов и принесение присяги королю папскими избирателями еще более подрывали суверенный характер папского государства и подготовляли почву для столкновений между боровшимися за власть разными группами господствовавшего в стране класса крупных землевладельцев.
Образование Карлом Равеннского церковного государства под патронатом св. Аполлинария, мнимого ученика апостола Петра, вызывало возмущение папы Адриана I. Из этого “государства”, охватившего огромную территорию (между прочим, города Болонью, Чезену, Имозу), был изгнан весь папский чиновничий аппарат. Архиепископ Равенны стал в своем государстве считать себя столь же “законным” светским духовным правителем, как Адриан I в Риме. Протесты папы не действовали на Карла. Не в его интересах было существование какого-либо сильного государства в Италии, которую (за исключением юга) он считал частью своих владений.
Тревога Рима усилилась, когда Сполето, Беневент и ряд городов Кампании “отложились” от Адриана I, а Карл по-прежнему оставался глух к просьбам папы осуществить “Константинов дар” или по крайней мере “дар Пипина”.
В обстановке этих непрекращавшихся междоусобиц, столь характерных для эпохи развивавшегося феодализма, шел процесс обогащения одной из крупнейших в Европе феодальных организаций — церкви, которую враждовавшие между собой группировки господствовавшего класса стремились путем богатейших дарений перетянуть на свою сторону.
Вместе с тем та же феодальная знать, которая стремилась в силу своих материальных интересов оторвать от церкви часть ее богатств, была непосредственно заинтересована и в укреплении авторитета церкви, как идеологической организации, освящавшей феодальную систему. Церковь помогала феодалам удерживать в повиновении все более закрепощаемые массы крестьян, внушая идею “божественности” и “святости” установившихся порядков. За это господствующий класс не скупился на “даяния” церкви, принимавшие самые разнообразные формы. От времени Пипина и Карла сохранилось 13 грамот, освобождавших монастыри — эти важнейшие центры эксплуатации крестьянства — от всяких государственных взиманий (иммунитеты). Сын Карла Людовик Благочестивый был особенно милостив по отношению к церкви: он передал ей множество государственных земель с большими поселениями (Бонн, Дюрен и др.); он же первый предоставил право чеканки монеты корвейскому и прюмскому аббатствам. Ряд монастырей получил от Людовика торговые и финансовые привилегии.
Однако не в дарениях и завещаниях лежал основной источник церковного богатства. Значительную часть своих доходов церковь черпала из уже упомянутого так называемого покровительства, оказываемого разоряющемуся крестьянству (прекарий). Собору 813 г. в Type пришлось оправдываться в злоупотреблениях прекариями перед светскими феодалами, встревоженными быстрым ростом церковных богатств. Собор заявил, что ограбления мелких собственников не может быть там, где “за земные и эфемерные блага приобретается вечное блаженство”, прекарное держание земли, как утверждала церковь, вело крестьянина в рай божий.
Насколько в IX в. за счет крестьянских земель обогатилась церковь, видно из того, что к концу этого века в Эльзасе из 435 поселений было 399 церковных; аугсбургский и лионский епископы имели по 1500 дворов, Зальцбург — 1600. Еще богаче были епископы Кельна, Трира, Вормса, Шпейера и Аахена. Документ 813 г. указывает, что в это время маленькой церковью считалась та, у которой было 300 дворов, средняя обладала 3 тыс., а богатая — 8 тыс. дворов. Буржуазные ученые Рот, Ленинг, Кауфман и другие признают, что во франкской монархии от трети до половины всей земли принадлежало церкви, а доход ее превышал в значительной степени половину дохода всей монархии. Труд закрепощенных церковных крестьян в силу изощренной эксплуатации, в особенности в монастырях, приносил большие доходы. К тому же церковь усиленно занималась виноделием, солеварением, разведением красящих трав, а также торговлей и ремеслом. Особым источником обогащения являлась церковная десятина.
Первое упоминание о церковной десятине относится к 567 г., когда епископ Тура, власть которого распространялась и на Анжер, Нант и другие районы, обнародовал послание к верующим, в котором, наравне с необходимостью нравственного усовершенствования “христианского стада”, требовал неукоснительного платежа десятой части всего имущества в пользу церкви. Папа всей силой своего авторитета поддержал турского епископа. Десятина в равной степени взималась с бедняков: последним надлежало платить треть солида за каждого трудоспособного сына, чтобы “был снят гнев божий с ныне живущих, а в будущем платящие будут пользоваться всякими благами”. В середине IX в. это новое обложение было освящено церковным собором, который, ссылаясь на Ветхий завет, угрожал отлучением от церкви отказывающегося платить в ее пользу десятину. При Карле Великом десятина получила силу не только церковного, но и государственного закона.
II
Борьба в Риме внутри феодального класса обострилась немедленно после избрания Льва III (795—816), когда этот папа отправил франкскому королю протокол выборов, ключи от “гроба апостола Петра” и знамя города Рима. Вместе с тем Лев III просил короля прислать своего представителя для принятия от римского населения присяги верности. Это означало, что франкский король становится сувереном Рима, начальником его войска, милиции и укреплений. После уничтожения лангобардского королевства в глазах Льва III не было иного владыки Рима, кроме Карла, и папская канцелярия стала даже датировать свои документы годами вступления во власть короля и папы. Такое признание зависимости папства от франкского монарха не было в интересах той части феодалов, которая стремилась к “полной свободе”, и уже в 798 г. Карл стал получать письма о “сынах раздора”, которые “сеют тревогу” в Риме. И действительно, через год на Льва III было совершено нападение, его затащили в церковь и избили до крови. После этого в 799 г. папа прибыл ко двору Карла в Падерборн (Вестфалия). Вслед за ним при дворе Карла появились и противники Льва III, обвинявшие его в разврате, нарушении клятв и в других преступлениях. Карл отправил следственную комиссию в Рим, которая установил? что в жизни Льва III было немало авантюр уголовного характера. Однако судить “наместника бога на земле” никто не имеет права, и Карл в 800 г. отправился лично в Рим для того, чтобы папа в его присутствии “перед богом, на евангелии очистил себя путем клятвенного заверения от возведенной на него клеветы”. Этим “очищением” папство было спасено, а Лев III унижен перед Карлом и превращен в орудие его замыслов. В качестве “жертвы людской злобы” Лев III приговорил к смерти главных руководителей нападения на него, но король сохранил им жизнь, чтобы еще крепче держать папу в своих руках. Лев III, зависимый от короля папа нужен был Карлу, который в этот момент был на вершине славы. Король расширил далеко на восток границы своего франкского королевства и покорил многие племена. Запад не имел равного ему государя, на Востоке же власть императоров Византии сильно ослабела. Окружавшие короля люди говорили о титуле императора для Карла, как о чем-то совершенно естественном. Об этом титуле мечтал и сам Карл. Но возложить на себя императорскую корону, по представлениям того времени, можно было лишь в Вечном городе, в “истинной столице” мира, в Риме. Этим воспользовался и папа Лев III не только для того, чтобы укрепить свой союз с всесильным королем, но чтобы и самому возвыситься и занять новую в отношении светской власти позицию. Получая из рук папы императорскую корону, император, казалось, становился в зависимое от папы положение и как бы осуществлял завет “Константинова дара”. Папство было заинтересовано в распространении влияния церкви в государстве Карла Великого, во всех завоеванных им землях. В канун рождества 800 г. в Риме состоялась торжественная церемония коронации Карла, провозглашенного императором.
В действительности, однако, император держал в своих руках папу, так как внутри папского государства феодальные распри были настолько велики, что папа мог себя чувствовать спокойно в качестве государя лишь при поддержке Карла.
Римский папа-государь оказался в положении, свойственном феодальному владыке. Вокруг него было множество соперников, желавших усилиться за его счет. Помощь, которую он ждал от императора Карла и его преемников, лишь подчеркивала невозможность существования независимого папского государства, где обычные межфеодальные распри усиливались еще одним особым обстоятельством — частой сменой главы государства, не оставляющего после себя законного наследника. Захват апостольской кафедры каждый раз оказывался предметом ожесточенной борьбы между крупными феодалами, и это обстоятельство не могло не вызвать прямого вмешательства со стороны императора в дела папского государства. Пока император был достаточно силен, он мог играть роль верховного судьи в раздорах римских аристократов и следить за тем, чтобы на апостольском престоле пребывало лицо, приемлемое для франкской империи.
Папство использовало свое сближение с Карлом в целях увеличения собственного авторитета в огромных владениях императора. Сам Карл смотрел на себя как на опору религии защитника папы в деле насаждения “истинной веры”. Этими интересами объяснял он свои далекие походы против соседних языческих народов и покорение их толковал как приращение христианской паствы.
Насильственно обращенные в христианство саксы тысячами отправлялись на обширные монастырские и церковные земли и там работали в качестве крепостных. Огромные безлюдные земли быстро заселялись. Как утверждает летописец, один из каждых трех саксов переправляется на запад, причем не только духовенство, но и светские лица получали от Карла в дар “живые подарки”. Соратник Карла Великого и его биограф Эйнгард (770—840) говорит, что 10 тыс. саксов с Эльбы было переброшено к Рейну, причем цифру эту церковный историк Гаук считает сильно преуменьшенной. Отобранные у саксов земли раздавались служилой знати и духовенству. Их заселяли крестьянами, которые шли с запада на восток, привлеченные обещанными им льготами. Эта колонизаторская деятельность Карла совершалась в теснейшем сотрудничестве с сотнями миссионеров и высших представителей церкви, получивших огромные участки земли. Так, епископы Кельна, Майнца, Утрехта, Падерборна, Реймса, Льежа превратились в могущественных земельных владык. На той же почве “расцвели” монастыри фульда, Герсфельд, Корвей, Вёрден и др. Эта религиозно-грабительская политика чрезвычайно обострила классовую борьбу. Ряд восстаний вспыхнул в среде свободных саксов, выступивших против закрепощения их франкскими феодалами. Однако часть вождей саксов, предавая народные интересы, выдала Карлу свыше 4 тыс. заложников с целью показать свою готовность прекратить сопротивление. В 785 г. в христианство перешли вожди саксов Видукинд и другие и заявили о своей покорности. Об этом Карл торжественно поставил в известность папу Адриана I, который в 786 г. устроил трехдневный всехристианский праздник по случаю торжества “религии любви” на окраинах монархии Карла. Теперь началось “мирное” насаждение среди саксов новой веры. Под угрозой смертной казни запрещены были языческие обряды и “суеверия”. Всякий, кто отказывался креститься, кто приносил жертвы языческим богам, кто не посещал по воскресеньям и праздничным дням церковь, не крестил в течение первого года своего ребенка, не хоронил на церковном кладбище умерших, сжигал их трупы, тот наказывался смертью. Смертью же наказывали и тех, кто оскорбил духовное лицо, похитил духовное имущество, высмеивал христианские учреждения. Кроме десятины саксы должны были с каждых 125 душ населения давать в распоряжение церкви и монастыря одного раба и одну рабыню. Кроме того, они должны были предоставить церквам по одному двору и по земельному участку, равному двум крестьянским хозяйствам. Нарушение этих распоряжений влекло за собою конфискацию земли и имущества виновного.
Все эти жестокости вызвали новое возмущение саксов. Кровопролитные войны Карла Великого и церкви против саксов продолжались 33 года и завершились покорением этого народа в начале IX в. Земли саксов были опустошены и разделены между миссионерами и епископами. Гамбург, Бремен, Мюнстер, Оснабрюк, Гильдесгейм стали центрами миссионерства и религиозного насилия. В начале IX в. земля саксов вошла в состав Франкской империи.
Владыка огромной империи. Карл стремился унизить Византию, вызвать у нее страх перед Западом. Он поэтому возмущался Никейским собором 787 г., на котором был представлен почти исключительно один Восток, и в 792 г. отправил папе список 85 ошибок, которые были допущены на этом соборе. Главнейшим “грехом” этого собора Карл считал одобрение византийской формулы о том, что “святой дух исходит от отца”. Карл настаивал на прибавлении к этой формуле слов: “и от сына” (filioque). Так франкский король продолжил старый догматический спор между восточной и западной церквами, известный под названием спора о филиокве. С целью показать недопустимость “греческой” формулы Карл созвал в 796 г. собор в Чивидале и поручил аквилейскому богослову Павлину опровергнуть формулу собора 787 г. Практического значения, однако, этот спор не имел, так как в этот момент отношения между Западом и Востоком были сравнительно мирными. Когда же эти отношения снова обострились, Карл в 809 г. созвал в Аахене собор, на основании решений которого он потребовал от папы Льва III включения в догмат веры слов “и от сына”. Лев колебался, просил сохранения старой формулы и поразился обнаруженной императорскими посланниками энергии в отстаивании “маленькой вставочки”. Соглашение с Карлом не состоялось. Лев III протестовал против нововведения императора и поставил в церкви св. Петра две большие серебряные доски, на которых была четко вырезана константинопольская формула “исхождения” святого духа- Но это не произвело никакого впечатления на Карла, считавшего себя полновластным распорядителем церкви в пределах своей огромной империи, где формула “и от сына” (filioque) получила всеобщее распространение. За Карлом Великим закрепилось имя “христианского государя”.
Богословские споры VIII — начала IX в. о filioque были частью более широких противоречий между Западом и Востоком, бывших в свою очередь отражением общих социально-политических противоречий. Стремление поставить под свой контроль все большее число верующих, активизация миссионеров византийской церкви все более углубляли разногласия между Востоком и Западом.
|
