ОТ ИЗДАТЕЛЯ
______
В 1869 г. нами было издано в русском переводе сочинение маститого немецкого историка Леопольда Ранке “Римские Папы, их церковь и государство в XVI и XVII столетиях”. Сочинение это считается лучшим произведением знаменитого историка, установившего, можно сказать, современный взгляд на папство; но книга Ранке, кроме своего научного и литературного интереса, заключает в себе и современный политический интерес, обнимая кратко всю историю папства, от времен самых отдаленных до и до новейшей эпохи, и, напоминая все превратности этого всемирного учреждения, не перестающего играть важную роль и в новейшей истории Европы.
Ныне вышло в Германии шестое издание означенного сочинения*, дополненное автором статьей о ватиканском соборе. Кроме этого дополнения, Ранке сделал еще в предисловии небольшое примечание и изменил самый титул сочинения, дав ему новое заглавие: “Римские папы в последние четыре столетия”.
Таким образом, сочинение Ранке является как бы обновленным; и мы также сочли долгом выпустить вторым изданием под новым заглавием, наш перевод, изданный в 1869 г., дополнив его, по новому немецкому изданию, примечанием автора и его статьей о ватиканском соборе; во всем же остальном, предлагаемый ныне перевод есть только повторение прежнего изданного нами в 1869 г.
Немецкое издание заключается в трех томах, русский же перевод издается в двух томах, так как при разделении на три тома, один из них, заключая в себе менее 20 листов, не мог быть выпущен без предварительной цензуры.
С. Петербург.
2 сентября 1874.
_______________________________________
* Die Römischen Päpste in den letzten vier Jahrhunderten. Sechste Auflage. Leipzig. 1874 г.
Предисловие автора.
______
Всем известно могущество Рима в древние и средние века; и в позднейшее время он снова пережил великую эпоху всемирного господства. После отпадения, жертвой которого стал Рим в первой половине XVI столетия, он еще раз сумел стать средоточием религии и мысли южно-европейских романских наций и предпринимал отважные, нередко счастливые попытки снова подчинить себе и прочие народы.
Этот период вторичного духовно-светского могущества, его обновление и внутреннее развитие, его процветание и его упадок, что я намерен изобразить, не более как очерк, – попытка, к которой нельзя было бы и приступить, если бы я не нашел случая воспользоваться некоторыми доселе неизвестными источниками. Я, прежде всего, обязан указать в общих чертах эти источники и их происхождение.
Кроме берлинских рукописей, я пользовался коллекциями, находящимися в Вене, которая несравненно богаче сокровищами этого рода, нежели Берлин.
Рядом со своим немецким основным элементом, Вена заключает в себе и европейский элемент: самые разнообразные обычаи и языки встречаются здесь, среди населения о высших до низших сословий; особенно живое представление получается об Италии. Поэтому и коллекции имеют многообъемлющий характер. Это непосредственно зависит от политики государства и положения его в ряду других держав, от старинной связи его с Испанией, Бельгией и Ломбардией, от близких соседственных и церковных отношений к Риму. В Вене издавна любили собирать материалы. Поэтому даже первоначальные и туземные коллекции императорско-королевской придворной библиотеки имеют большую цену. Позднее к ним присоединены многие иностранные коллекции. Из Модены куплены некоторые коллекции подобные берлинским Informationi; от дома Рангоне, из Венеции, – неоцененные рукописи дожа Марко Фоскарини, в том числе приготовительные работы владельца этих рукописей для продолжения его литературного труда; итальянские хроники, дальнейшего продолжения которых мы не находим нигде в другом месте; от наследства принца Евгения досталась богатая коллекция историко-политических рукописей, которую этот принц, замечательный и как государственный человек, снабдил общим обзором. С удовольствием и надеждой просматриваешь каталог: при недостаточности большей части печатных сочинений по позднейшей истории, какое множество еще не подобранных материалов! Целая будущность для изучения! И, однако, кроме всего этого, Вена представляет еще значительнейшие пособия. Императорский архив, как само собой разумеется, содержит в себе важнейшие и достовернейшие памятники по общей германской и, в особенности, также итальянской истории. Хотя значительнейшая часть рукописей венецианского архива, после разных странствований, снова возвратилась в Венецию, но все еще в Вене находишь довольно значительную массу венецианских бумаг: депеши в подлиннике или в списках; извлечения из них, составленные для государственного употребления; так называемые рубрикарии; реляции, нередко в единственном экземпляре, какой только существует, и высокой важности; реестры служащих лиц разных ведомств, хроники и дневники. Сведения, которые содержатся в этом томе о Григории XIII и Сиксте V, почерпнуты большей частью из венского архива.
После Вены внимание мое было в особенности обращено еще на Венецию и Рим.
Естественно, последние относились преимущественно к делам республики: они сообщают об участии, которое неизвестная фамилия принимала в общественных делах; они сохранились как памятники дома, в назидание потомкам. От таких частных коллекций уцелели еще некоторые, и я достаточно часто имел возможность ими пользоваться. Несравненно большая часть их погибла во время разгрома 1797 года и позднее. Если от этого времени сохранилось более чем, сколько должно было предполагать, то этим мы обязаны преимущественно библиотекарям св. Марка, которые, среди всеобщего крушения, старались спасать рукописи, насколько позволяли средства этого учреждения. Действительно, эта библиотека хранит значительное собрание рукописей, необходимых для внутренней истории города и государства, которые важны даже для европейских дел. Только не должно ожидать слишком многого. Это – довольно недавнее приобретение, случайно возникшее из частных коллекций, без полноты и определенного плана. Его нельзя сравнивать с богатствами государственного архива, особенно в его нынешнем составе. В виду моей римской задачи, особенную важность должны были иметь для меня донесения послов, возвращавшихся из Рима. Однако, для полноты материала, мне было весьма желательно воспользоваться и другими коллекциями; а этот архив, при стольких странствованиях, должен был потерпеть немало разного рода потерь. В разных местах я собрал: сорок восемь реляций, касающихся Рима, из которых древнейшие – от 1500 года, девятнадцать для шестнадцатого столетия, двадцать одну для семнадцатого – почти полный, только кое-где прерывающийся ряд; для восемнадцатого, – хотя только восемь, но весьма поучительных и желанных. Большей частью из них я пользовался в оригинале. Они содержат в себе множество достойных изучения сведений, почерпнутых из непосредственного наблюдения самими современниками; сведения эти впервые внушили мне мысль и мужество для моего труда.
Средство проверить, расширить их можно было, конечно, найти только в Риме.
Но можно ли было ожидать, что иностранцу, иноверцу позволят свободно пользоваться публичными коллекциями, чтобы открыть тайны папства? Нет сомнения, что относительно этого был свой расчет: всякое исследование, какие бы дурные стороны предмета оно не разоблачало, все же безвреднее неосновательных догадок, обращающихся в публике, и которым она верит на слово. Мне дана была возможность ознакомиться с сокровищами Ватикана и воспользоваться некоторым количеством томов, для моей цели; но мне отнюдь не было дано той свободы, которой бы я желал. К счастью, мне открылись другие коллекции, из которых я мог почерпнуть, если не полные, то достаточные и достоверные материалы. В цветущую эпоху аристократии – преимущественно в семнадцатом столетии – во всей Европе знатные роды, управлявшие государственными делами, сохраняли в своих руках и часть государственных бумаг, и нигде этот обычай не был так распространен, как в Риме. Неограниченно властвовавшая папская родня, обыкновенно, оставляла основываемым ей герцогским домам в неотъемлемое владение и изрядную часть государственных бумаг, накопившихся у нее во время господства. Эти коллекции составляли необходимую принадлежность каждой аристократической фамилии. Во дворце, который она себе выстраивала, один или два зала в верхних этажах, всегда назначались для книг и рукописей, которые собирались с большим тщанием. Здесь частные библиотеки до некоторой степени вместе и публичные; государственный архив рассеялся без всякого протеста со стороны общества по домам различных фамилий, управлявших делами, подобно тому, как частицы государственного достояния переходили к папской родне. Этим объясняется, почему ватиканская галерея, отличающаяся собранием редких произведений, все-таки относительно объема и исторического значения не может сравниться с некоторыми частными, как, например, с галереей Боргезе или Дориа, и потому рукописи, хранящиеся во дворцах Барберини, Киджи, Альтьери, Альбани, Корсини, имеют неоценимое достоинство для истории римских пап, их государства и церкви. Государственный архив, который учредили еще не так давно, особенно важен собранием регистров для истории средних веков; для этого периода представляется здесь исследователю обильный материал; но, насколько могу судить, он должен быть скуден сведениями, относящимися к позднейшим векам. Он бледнеет, если не ошибаюсь, перед блеском и богатством частных коллекций. Из последних каждая обнимает, разумеется преимущественно, ту эпоху, в которую царствовал папа известной фамилии; но так как папская родня и после того занимала важное положение, так как каждый старался расширить и пополнить начатую коллекцию, и в Риме, где возникла литературная разработка рукописей, имелось к тому достаточно случаев, то нет ни одной из них, которая бы не касалась и других, ближайших и отдаленнейших времен. Самая богатая из частных коллекций принадлежит дому Барберини. Корсиниевская коллекция с самого начала собираема была величайшей тщательностью. Я пользовался всеми этими коллекциями, и еще другими менее важными, иногда с неограниченной свободой. Они представили мне неожиданную добычу достоверных и приводящих к цели материалов: корреспонденций нунциев, вместе с инструкциями, которыми они были снабжены; реляций; подробных биографий многих пап, написанных с полной откровенностью, как незначимых для публики; биографий замечательнейших кардиналов; официальных и частных дневников; мемуаров об отдельных событиях и положении дел в известное время; мнений советов, донесений об управлении провинциями, их торговле и ремеслах; статистических таблиц; вычислений расходов и доходов – большей частью еще совершенно неизвестных, составленных, как это всегда бывает, людьми, владевшими живым знанием своего предмета и заслуживающими доверия, которое впрочем отнюдь не исключает проверки и критики, насколько она вообще прилагается к свидетельствам современников, хорошо знавших положение дел. Из этих документов старейший, которым мне привелось пользоваться, касается заговора Поркари против Николая V; для пятнадцатого столетия мне попались только немногие важные документы: вместе со вступлением в шестнадцатое, они с каждым шагом становятся обширнее, многочисленнее; все течение семнадцатого столетия сопровождают они пояснениями, которые именно поэтому вдвойне важны; напротив, с начала восемнадцатого они уменьшаются в числе и утрачивают свое внутреннее достоинство. Впрочем в то время, и государство, и двор уже немало утратили своего влияния и значения. Я подробно проследил все эти римские, также как и венецианские, документы. (В конце этого сочинения они указаны подробно, равно как и все другие источники.)
Итальянец и римлянин, католик, приступил бы к делу совершенно иначе. Выражением личного почитания, или может быть, – применяясь к нынешним обстоятельствам, – личной неприязни, он придал бы своему труду оригинальную, и не сомневаюсь, более блестящую физиономию; изложение его во многих местах было бы подробнее, имело бы более церковный, более местный характер. Протестант, северо-германец не может в этом с ним соперничать. Он относится гораздо индиффирентнее к папской власти; от теплоты изложения, проистекающей из горячей любви или неприязни, и которая могла бы, пожалуй, произвести известное впечатление в Европе, он должен заранее отказаться.
И, наконец, протестанту не свойственно вообще останавливаться с искренним участием на той или другой церковной, канонической частности. Напротив, протестанту и северо-германцу, на его почве открываются другие, и, если не ошибаюсь, чисто исторические точки зрения. И при том, что еще в наше время может сделать важной для нас историю папской власти? Уже, конечно, не ее особенное отношение к нам, которое не оказывает более существенного влияния, и не какое-либо опасение: времена, когда мы могли чего-либо опасаться, миновали, мы чувствуем себя как нельзя более безопасными**; для нас важно – ни что иное, как ее развитие и влияние на судьбы мира. Папская власть ни в каком случае не была такой неизменной, как это полагают. Если смотреть с точки зрения начал, обуславливающих ее существование, и от которых она не может отрешиться, не отдав себя в жертву гибели, то судьбы, постигшие европейские народы, коснулись ее до самой глубины ее существа, не менее как и всякой другой власти. Подобно тому, как изменялись судьбы мира, преобладала та или другая нация, совершалось развитие жизни, – точно также и в папской власти, ее стремлениях, притязаниях наступали существенные метаморфозы, и прежде всего, ее влияние испытывало величайшие перемены. Когда просматриваешь список такого множества одних и тех же имен в продолжении ряда столетий, начиная от Пия I во II столетии до позднейших пап в девятнадцатом – Пия VII, VIII, то это производит впечатление неизменяющейся непрерывности; но не нужно этим ослепляться: на самом деле, папы различных эпох отличаются друг от друга почти также, как династии монархий. Для нас, стоящих вне католицизма, наблюдение этих превращений представляет важнейший интерес. В них отражается часть всеобщей истории, всего мирового развития. Не только в периоды несомненного господства, но может быть, еще более тогда, когда развитие и реакция сталкиваются, как во времена, которые должна объять настоящая книга, в шестнадцатом и семнадцатом столетиях, когда мы видим, что папство подвергается опасности, колеблется, и, однако держится и укрепляется, даже снова распространяет свое влияние, некоторое время подвигается вперед, но наконец снова останавливается и клонится к вторичному упадку, – во времена, когда умы западных народов заняты были преимущественно церковными вопросами, – папская власть, которую они покинули в жертву нападениям, а другие поддерживали и защищали с новым рвением, сохраняла, необходимо, высокое мировое значение. Естественное положение протестанта вызывает меня рассмотреть ее с этой точки зрения и я намереть попытать это.
Я начинаю просто с того, что хочу вызвать в памяти состояние папской власти в начале шестнадцатого столетия и ход дел, приведший к этому состоянию.
_______________________________________ ** Так я писал в 1834 г., когда был, или казалось, что будет мир между Римом и Германией. Предисловие, воспроизведенное мною здесь, равно как и самая книга, выражают настроение той эпохи. Но как все изменилось с тех пор! В то время, как 46 лет спустя первого появления этой книги, я издаю 6-е издание, спор, который в то время покоился, вновь разгорелся полным пламенем. Понятно само собой, что я собственно по этой причине не мог изменить в моей книге ни одного слова; но я не могу также и утаить, что для папства наступила новая эпоха. Дальнейшее течение ее я могу наметить только в общих чертах, оставаясь при этом верен объективной точке зрения, которой я старался держаться с самого начала и которую считаю необходимым применить и к современному понтификату. Сообразно новым границам моего труда, я не могу повторить без изменений титул, под которым прежде вышла моя книга, ограничивавшаяся 16 и 17 столетиями, и даю ей заглавие более широкое.
|
